Форум
Прецедентная философия истории ХХ века
ВЛАДИМИР: Мало у нас еще разработана философия альтистории. Займусь-ка я еще и этим трудом. ВЛАДИМИР БУЛАТ ПРЕЦЕДЕНТНАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ ХХ ВЕКА Никогда не говори: «никогда»… Пословица Когда мы начинаем конструировать альтернативную историю, подсознательно (в целях большей убедительности) мы стараемся руководствоваться в своих построениях здравым смыслом и логикой (прежде всего формальной: «Иван – человек; не Иван – не человек»). Это вполне понятно и объяснимо: таково свойство психики человека (попробуйте нарисовать карту неведомого мира – она очень быстро превратится у вас в шахматно-симметрическое расположение континентов), человек – во всяком случае его индогерманская разновидность – всегда стремится к систематизации, а систематизация требует логики. А теперь посмотрим в глаза действительности: действительно ли в ХХ веке (этот век выбран мною, в принципе, случайно, и многое, что будет сказано здесь, относится и к другим векам человеческой истории) ход мыслей «людей, принимающих решения», в разных точках земного шара отличался хотя бы элементарной логикой и предусмотрительностью? И – главное – неужели все события этих 100 лет вписываются в довольно узкие рамки «здравого смысла»? Можно тут же возразить, что логик, вернее процессов, каждый из которых имеет свою логику, много, и они корректируют друг друга по мере… чего? масштабности? важности? скорости? А вот сейчас посмотрим. ХХ век называют веком войн. Действительно, трудно назвать хотя бы один год двадцатого века, когда в каком-нибудь закоулке земного шара не происходили бы военные действия, а потери от них даже в самые мирные десятилетия превышали несколько миллионов человек. Однако, если более пристально рассмотреть прошлые века – хоть XIX, хоть XVI, хоть I век до н.э. – выяснится, что там тоже были разрушительные конфликты и мировые войны, и геноцид и еще черт знает что, что давало современникам все основания считать свою эпоху самой-самой. Но я не о войне вообще, а о войне альтисторической. У альтисториков как правило войны случаются чаще, чем в реальности. А в реальности – кто побеждал в войнах XX века? Я, конечно же, говорю не о моральной или абстрактно-геополитической победе в перспективе, а о сиюминутной победе военно-политической – победе генерала, принимающего капитуляцию побежденного противника, или дипломата, подписывающего выгодный мирный договор. С легкой руки авторов компьютерных стратегий победа намертво привязана к военно-технической составляющей и вообще к объему ресурсов воюющих сторон. А в реальности? В русско-японской войне на стороне России было все – и ресурсы в том числе: по населению и объему ВВП Россия превосходила Японию в три раза (средний уровень жизни населения был почти равен), а в идеологическом плане – если искать идеологическое обоснование для этой войны – тем более: велась война европейской державы против отсталых азиатов, война христианского воинства против нехристей. И что? Помогло это русской армии? Много говорится о помощи, которую оказывала Японии Великобритания, но ведь имеется прямо противоположный прецедент: в конце XIX века Великобритания точно также много вложила в Мадагаскар – наверное, самую богатую и развитую африканскую страну 1890 года, лежащую на перекрестке торговых путей – и все с целью предотвратить захват острова Францией. Но ничто не предотвратило 1896 год, когда Франция все-таки захватила «африканскую Японию», где даже всеобщее начальное образование было введено раньше, чем в метрополии. Две судьбы налицо, и надо копаться неделями над перипетиями исторического развития Мадагаскара и Японии, чтобы ответить на простой вопрос: почему у одних получилось, а у других – нет.
ВЛАДИМИР: Второй пример: все военные историки сходятся на том, что англо-франко-бельгийская армия весной 1940 ни в чем не уступала германской, а укрепления союзников (даже в подвергшейся удару Бельгии) вполне были пригодны для ведения позиционной войны (вообще представление о Второй мировой как о преимущественно маневренной не вполне правомерно, даже в условиях изменившегося характера вооруженной борьбы противникам удавалось создавать и в течение длительного времени удерживать рубежи обороны (например, Мурманский оборонительный район или Гуадалканал). Однако Франция блестяще – почти как при Наполеоне III – проигрывает кампанию. Что ничуть не помешало французам выиграть в 1918, что опять таки ничуть не помешало проиграть в 1870. Представим себе историка, который оценивает французские результаты по принципу: «немцы всегда выигрывают, а итальянцы всегда проигрывают» (о них еще будет разговор). Такой историк неизбежно придет к выводу о непостоянстве французского национального характера (эта величина тоже играет важную роль в альтисторических построениях, но часто забывается, что национальные характеры тоже меняются – хотя бы раз в сто лет): хотят – выигрывают войну, хотят – проигрывают. Действительно, французы в 1940 году просто не хотели воевать: ни за независимость Польши, ни за независимость Финляндии, ни даже за независимость Франции. Не захотели воевать в 1936, когда Германия заняла Рейнскую зону, в 1938 – из-за Чехословакии, в 1939 – из-за Польши, и нет никаких оснований считать, что в 1940 Франция первая начала бы активные военные действия на Западном фронте. Проигрыш 1940 года подавляющее большинство французов, бесспорно, восприняли как трагедию, но трагедию вынужденную и – в известном смысле – фатальную. Говорить об общих закономерностях «демократического мышления» здесь не приходится: «демократическое мышление» англичан, наоборот, настроило их на решительную победу и стойкую борьбу в течение нескольких лет. Да, это так. Если бы не одно но… В ходе военных действий Германия смогла оккупировать лишь тысячную долю английской территории – Нормандские острова. Остальной ущерб страна понесла лишь от авианалетов и атак морских конвоев. Погибло около 300 тысяч англичан (0,6% населения Великобритании). То же самое касается США – столь же микроскопические потери, столь же проблематичная угроза основной территории. Еще более странным – что касается Америки – для постороннего наблюдателя представляется участие американских вооруженных сил в военных действиях: если не считать 1945 года, на фронтах никогда не присутствовало более 10% их общей численности. В это самое время СССР держал на советско-германском фронте от 50 до 60 % всех вооруженных сил. Да, ваши подозрения небеспочвенны. Демократы могут выигрывать войны в ХХ веке при условии: а) двух, а лучше трех-четырехкратного превосходства над противником, б) удаленности основной территории от театров военных действий (или наличии какой-либо стратегической преграды – как минимум Ла-Манша, а лучше Атлантического океана), в) неучастия большей части вооруженных сил одномоментно в военных действиях. Эти несложные правила следует учесть разработчикам компьютерных стратегий, а также и нам – альтисторикам. Сдается мне, что в случае проникновения немецких войск на английскую территорию, Черчилль запел бы иначе, особенно, если бы Ковентри действительно стал бы побратимом Сталинграда. «Странная война» 1914-1918 года как будто бы противоречит всему вышесказанному: Франция, по меткому выражению А.А.Керсновского, стала единственной страной, выдержавшей экзамен войны. Верно. За счет оголтелого французского национализма, а вовсе не за счет ценностей демократии. Вообще, можем ли мы рассматривать всерьез идеологические обоснования войн ХХ века? Вопрос парадоксальный, учитывая «помешанность» людей ХХ века на идеологиях, но закономерный. Обычно стойкость противоборствующих режимов во Второй мировой войне объясняют идеологической несовместимостью и соответствующей принципиальностью во внешней политике. Стоп. Я могу привести – да вы и сами знаете – ровно столько же примеров полной идеологической беспринципности, того, что ныне принято называть «прагматизмом», и даже полного идиотизма и близорукости во внешней политике. Заключение Мюнхенского договора демократов и фашистов (вообще, довольно странного; я не могу себе представить ничего подобного, например, в 20-е годы), заключение Пакта Молотова-Риббентропа, сближение Великобритании с «сатаной-Сталиным», хотя Черчилль не мог не понимать, что победа над Германией удесятерит силы СССР, реверансы Москвы во время войны в сторону де Голля – убежденного антикоммуниста. Борцы идеологических фронтов, естественно, раз за разом разъясняли общественности необходимость того или иного беспринципного с т.з. чистой идеологии шага, на все лады оправдывая его.
ВЛАДИМИР: Кстати, на что надеялся Черчилль? Уже в конце 1940 года он должен был понимать, что альянс с Америкой – вынужденный, конечно, в условиях тотальной затяжной войны – превратит его страну в считанные годы в лучшем случае в младшего партнера янки, а в худшем – просто растворит в американском союзе наций (не он ли летом 1940 года предлагал Франции по сути тоже самое – присоединиться к Великобритании, как во времена Робера Артуа слить две страны; кстати, французы это отвергли). В то же время германские мирные предложения позволяли сохранить колониальную империю – главное условие сохранения Великобританией статуса великой державы. Таким образом – парадоксально – Гитлер заботился о сохранении Великобритании как геополитической единицы. Союз Великобритании с СССР столь же удивителен. Можно, конечно, уже сейчас – с позиции оголтелого либерализма (коммунизм = фашизм) – объяснять это желанием взаимно ослабить двух диктаторов, но в 1941 году мысли Черчилля шли в другом направлении – традиционном направлении британской внешней политики поддержки слабейшего против сильнейшего. И в эту тонкую и хрупкую стратегию послевоенного мироустройства, которую Черчилль лелеял два года, влезли своими грубыми сапогами американцы с их придурковато-наивными представлениями о внешней политике и роли Америки в оной (до сих пор мало изучен вопрос англо-американских противоречий в разработке стратегии ведения войны и особенно вопросах послевоенного мироустройства, а ведь это очень и очень интересная тема). В 1917 Великобритании удалось пристегнуть США к колеснице Антанты, причем с минимальными потерями – Америка так и осталась чужой для европейцев, вскоре выдвинувших идею Соединенных Штатов Европы (еще один малообъяснимый факт: никто не заметил, а если заметил, то промолчал, что настоящее объединение Европы совершенно невыгодно США – ни с каких позиций – ни с экономических, ни с дипломатических, ни даже с военных; стало быть Америка должна всеми силами противостоять «безумно-антиамериканской» идее де Голля; нельзя сказать, что американцы бездействуют: в 1973 году в ЕЭС был направлен «троянский конь» - Великобритания, а с некоторых пор определенные круги в США поддерживают евроскептиков – есть все основания полагать, что провал референдума по общеевропейской конституции во Франции и Нидерландах не обошелся без их участия; и еще закрадывается мысль – а не была ли поддержка определенными кругами в США итальянского фашизма и германского национал-социализма явлением того же порядка – увенчавшейся успехом попыткой сорвать европейское объединение; впрочем, не Гитлер ли добился в 1940-1941 гг. того же, что и творцы Шенгенских соглашений полвека спустя?) Вообще же – еще одно интересное, но вполне правдоподобное открытие – вступление в войну США было невыгодно для Черчилля и вообще для Великобритании. С июня 1941 она обрела достаточно надежного и последовательного союзника на континенте. США должны были сохранять свой статус «арсенала демократии» (ну может быть еще раскошелиться на поддержку идеи британской империи, то есть демократии во всем мире – для Черчилля эти идеи взаимодополняли друг друга). Значит, нападение Японии на Пирл-Харбор, повлекшее вступление в войну США спутало все карты британской политики – и это в тот момент, когда наметился перелом под Москвой (рассматривался одновременно и проект направления британских войск на советско-германский фронт: готовая альтернатива – 6 британских дивизий усиливают 2-ю ударную армию Власова для деблокады Лениграда).
ВЛАДИМИР: Вернемся к идеологическим принципам и их влиянию на политику в ХХ веке. Очевидно, что если идеологические принципы противоречили национальной безопасности и вообще государственным интересам, страны легко переступали через них, ибо в противном случае им угрожала военная катастрофа. В этой связи любопытна проблема советско-германского противоборства в свете идеологий. Написанные уже в 1950-х гг. канонические официальные труды по истории Великой Отечественной войны, естественно, твердили о чисто идеологическом характере взаимоотношений наших стран. Однако,.. Ни в 20, ни в 30-е годы советско-германские отношения не носили сколько-нибудь выраженный идеологический характер. В 20-е годы Германия считалась первым кандидатом в соцлагерь, но не это определяло сотрудничество нашего правительства с веймарскими (в том числе в военной сфере). Главной задачей советской внешней политики после устранения Троцкого была, естественно, не мировая революция, а обеспечение безопасности нашей страны. И в этом раскладе Германия должна была играть важную роль противовеса Антанте. Стало быть, нашему правительству в высшей степени была выгодна война Германии с западными странами (простое и понятное объяснение Договора 23 августа) и очень невыгодна война с Германией. Для Англии при этом наиболее желательным был бы вариант, при котором советские войска остановятся на западных границах СССР, а в крайнем случае после 9-5-1945 организованно вернутся в их пределы (лучше, конечно, в границы СССР 1939 года). Увы, идеал недостижим… Изменилось ли что-нибудь для СССР после 22 июня 1941 года? Как не парадоксально, нет. Задача СССР по прежнему заключалась в сохранении независимости и территориальной целостности страны. Сталин, без сомнения, отдавал себе отчет, что для Великобритании и США наша страна была и остается средством для разгрома Германии, причем в послевоенном мире для СССР места быть не должно. Это, кстати, постоянно сквозит в его переписке – особенно с Черчиллем – «смертельным врагом СССР», по определению Ленина. Заключение перемирия с Германией, таким образом, для Советского Союза не являлось чем-то абсолютно недопустимым (во всяком случае, тезис о том, что советско-германскому миру препятствовал причиненный ущерб, поражает наивностью: если бы национальные интересы СССР потребовали заключения перемирия с Германией, Сталин, не колеблясь, пошел бы на это). Общественное мнение… Но, во-первых, на протяжении 30-х гг. произошло столько переворотов в этом самом общественном мнении, столько крутых переломов во внешней и внутренней политике (начиная от «Головокружения от успехов»), что говорить всерьез о том, что Сталин боялся какого-то там общественного мнения, не приходится. Главное, чтобы наиболее активная часть общества понимала – это необходимо для интересов нашего государства и социализма. Мнение западных союзников для Сталина также не было определяющим (особенно в вопросе Катыньского дела), и он раз за разом добивался своего. Да и общественное мнение в СССР не было единым – слишком уж многонациональной и многоэлитной была наша страна). Общеизвестна поголовная лояльность к немецким оккупационным властям прибалтом (до сих пор продолжающаяся; я уверен, в мире победившей Германии именно эти три маленьких государства впоследствии сохраняли бы самую длительную лояльность к Германии). На Украине также в целом в первый год войны сколько-нибудь устойчивых антигерманских настроений не наблюдалось: свыше четырех миллионов активных противников Германии эвакуировались на восток, а значительная часть чиновников (!) перешла на работу в новую администрацию. Наиболее антигермански настроенной частью советского общества, естественно, были евреи (самую тупую концепцию Второй мировой войны мне приходилось встречать в современных американских учебниках истории для средней школы: «В Европе парень по фамилии Гитлер стал притеснять евреев, и Америка решила за них заступиться» - не вполне точно цитирую, но суть именно такова; а ну-ка, кто-нибудь составьте таймплан для этой альтистории!) Но не на них, а прежде всего на русских опирался Сталин в войне (это тем более удивительно, что в 30 годы в отличие от прибалтов, украинцев и грузин национальное самосознание у русских СССР фактически отсутствовало). Настроения кавказских и среднеазиатских народов также нельзя назвать однозначно антигерманскими (особенно, если вспомнить восстания чеченцев и ингушей в 1941 и нейтральную зону в Калмыкии конца 1942 года). Многое зависело от конкретной военно-политической ситуации, но заключение советско-германского мира нельзя считать невероятным по сути.
ВЛАДИМИР: Другое дело, что главным противником такого мира был Гитлер, однако, в случае устранения этой фигуры (например, в случае удачного переворота 1944 года) такой сценарий становится просто фатально неизбежным: в условиях выхода Германии из войны главная задача СССР – броситься делить германское наследство на Балканах, обеспечить свои позиции в зоне Проливов, Иране и выход в Средиземное море. А Германия Сталину еще пригодится. Общественное же мнение советского народа – кроме этих крикунов-журналистов, требовавших поголовного уничтожения немцев – скорее ближе толстовскому: война закончена, когда последний иностранный солдат покинул нашу землю (его дальний родственник А.Н.Толстой это выразил, например, в «Русском характере»).
ВЛАДИМИР: Продолжение следует.
ымы: Хороший анализ.
Крысолов: ВЛАДИМИР пишет: цитатав условиях выхода Германии из войны главная задача СССР – броситься делить германское наследство на Балканах, обеспечить свои позиции в зоне Проливов, Иране и выход в Средиземное море. И не получить никаких преференций в Европе? Не то.
sas: Владимир, все уже поняли, куда Вы клоните такими обширными постами:ведь все заключается в одном предложении: ВЛАДИМИР пишет: цитатано заключение советско-германского мира нельзя считать невероятным по сути. :)
ВЛАДИМИР: Если же мы перенесем внимание на фашистские государства, то здесь проблема идеологии и идеологизированной внешней политики еще более неоднозначна. Надо бы для начала дать определение понятию фашизм (включая сюда и национал-социализм), но это увело бы нас от темы. Во всяком случае, наивные клише 90-х: «фашизм – это антисемитизм» (а антисемитизм – это ненависть к арабам-семитам?) и 30-х: «фашизм – это война» - обычная идеологическая перебранка. Фашистский режим отнюдь не фатально воинственен (Испания, которая так и не вступила во Вторую мировую войну, хотя для этого было много заманчивых возможностей). Утверждение о тотальном антисемитизме фашистов просто глупо. Куда же тогда отнести израильских фашистов? Наоборот, вероятность сотрудничества сионистов (особенно правых) с фашистскими государствами, пережившими, допустим, в каком-либо альтисторическом измерении 1945 год куда выше, чем их ориентация на «демократии» (особенно учитывая антианглийский характер сионистского движения в середине 40-х – если современные публицисты и историки не слишком преувеличивают его). Если со вступлением в войну Германии как будто бы все более-менее ясно, то Италию, которая металась от полного нежелания воевать в сентябре 1939 до мегаломанских планов лета 1940 года, никак не назовешь инициатором. Представим себе Вторую мировую войну без Италии (вернее, Италия сохраняет благожелательный к Германии нейтралитет, подобно Испании). Не было бы африканского театра военных действий, не было бы немецких сил на Средиземном море, а в остальном ситуация мало бы изменилась, и Муссолини имел шанс дожить в премьерском кресле до смерти где-нибудь в начале 60-х. Кстати, с точки зрения альтистории очень интересна итало-греческая война октября 1940. Здесь мы также встречаемся с несопоставимо большим преимуществом Италии во всем – от населения до военно-морского флота – и … с позорным поражением и оставлением Южной Албании. Ну, допустим, на море итальянцы не могли развернуться из-за противодействия британского флота, но в Албании и Эпире ничто не мешало итальянской армии развить наступление. Опять призрак «маленького и стойкого» (по аналогии с советско-финской войной, которую также не отнесешь к числу удачных военных кампаний)? Но ведь Германия, отделенная от Греции куда большими расстояниями и занятая еще на нескольких направлениях, справилась гораздо быстрее (интересно, как бы выглядела германо-финская война с т.з. военной стратегии и успеха?) В общем, единственное направление итальянской экспансии после занятия Албании (в случае мирного развития событий в целом в 1939 году) оказывается закрытым, и страна была обречена сидеть до самой смерти дуче за «решеткой» британских баз Средиземного моря. Кстати, поначалу – в 20-е годы - демократическая (!) Великобритания скорее содействовала, чем препятствовала усилению Италии (германо-советская торговля должна колоть глаза советскому человеку, а вот то, что Великобритания передала Италии несколько стратегически важных территорий в Африке, а затем ничуть не воспрепятствовала захвату Эфиопии, ничуть не смущает современных британских историков и публицистов). Тем более, что никакой организованной антифашистской (в смысле антимуссолиниевской) кампании в демократических СМИ не велось ни в 20-х, ни в 30-х гг. Нет даже никаких свидетельств, что изгнанные Муссолини из Италии в 20-х гг. и обосновавшиеся в Америке мафиози пытались составить что-то вроде «демократического заговора» по его устранению. Что касается Германии, то не будем забывать, что правительство Гитлера пришло к власти вполне демократическим путем – через победу на парламентских выборах; коалиция политических сил, выдвинувших его на пост канцлера, набрала в конце 1932 года в сумме 257 мест (из 584), что больше, чем социал-демократы и коммунисты получили вместе взятые – 221, а стало быть, по всем демократическим нормам имела право формирования правительства.
ВЛАДИМИР: Конечно, консервативные демократы набоковского фасона скажут, что народ им не указ и такое волеизъявление им не нужно. Но тогда уже необходимо рассмотреть с идеологической т.з. демократический лагерь ХХ века. За последние четыре года даже самые предубежденные люди ущучили, что демократические ценности прав человека и т.д., десятилетиями провозглашаемые на Западе, для правительств США и Великобритании играют, подобно союзу со Сталиным во время Второй мировой, роль средства победы над своими противниками. Если идеи свободных выборов, защиты прав человека и глобализма способствуют укреплению позиций этих двух стран, они и дальше будут продолжать подобную политику, если же не способствуют, вышеназванные правительства без колебания отбросят их. Речь идет о самом элементарном укреплении геополитической роли, усилении экономического влияния и военного присутствия в ключевых точках земного шара. Вот и все. А это ля-ля-ля с правами человека – не более чем побочный продукт этой деятельности. Любопытно, что в первую мировую войну Великобритания и США почти не использовали аргументов об антидемократическом характере режимов своих противников (к тому же степень народовластия в Германии, Великобритании и США накануне войны была почти одинакова). Не используется (кстати, никем) эта риторика и в отношении Японии во второй мировой. Стало быть, война 1914 не была войной прусского абсолютизма против западных демократий, а была войной режимов с более менее равным уровнем развития демократии (причем, роль пропаганды выполняли не идеологические, а более примитивные националистические мифы: Бердяев в одной из своих статей времен войны приводит даже мнение английского политика о англо-германской борьбе, как борьбе двух верных воинов Верховного Бога Тора, причем Бердяев желает лишь христианизировать подобные представления). Из этого всего следует одна простая вещь: глупо ожидать от демократических стран специальных интервенций во имя соблюдения прав человека и т.п. И все подобные сценарии следует заранее выбросить корзину для мусора: Великобритания в 1940, США в 1942 и т.д. боролись не за принципы «абстрактного гуманизма»: все люди имеют равные права, и тем более не за принципы «конкретного гуманизма»: евреи имеют больше прав, чем все остальные, почему – догадайтесь, а за нечто иное, что можно назвать одним словом – «преобладание» - какое простое слово и все объясняющее. Не хотели они становится второстепенными державами, хотели быть первостепенными. Допустим, швейцарцы тоже хотят быть первостепенной державой, но силенок нет, а у США – есть. Вот и вся разница. И даже если бы уровень демократии в Германии был бы в 1939 году гораздо выше, чем в США (отсутствие расовой дискриминации, например), это ничего не изменило бы, и Америка в любом случае сражалась бы эдаким белым ангелом против тевтонских сил зла. Зло, таким образом, не зависит от своих свойств. Зло – это зло, и все тут.
Magnum: Важно: давно пора расширить альт-историческую терминологию и ввести в оборот такие термины, как "мутация", "мичуринство", "лысенковщина", "попытка скрестить ужа с ежом", "запрячь осла и трепетную лань". Я еще вернусь к этому вопросу, но чуть позднее. Сейчас мне нужно прийти в себя, потому что я с ужасом понял, что под влиянием таких тем постепенно превращаюсь в убежденного сталиниста.
ВЛАДИМИР: Magnum пишет: цитатаСейчас мне нужно прийти в себя, потому что я с ужасом понял, что под влиянием таких тем постепенно превращаюсь в убежденного сталиниста. Спасибо за комплимент.
ВЛАДИМИР: Нельзя сказать, чтобы демократы этого не осознавали. В 1952 году русский эмигрант-публицист Г.П.Федотов прямо говорит: «победа СССР – плохо, победа США – хорошо». Как не трудно догадаться, победа США предусматривала применение ядерного оружия, разрушение десятков едва восстановленных городов и гибель миллионов людей, причем не где-нибудь в Новой Гвинее, а в Москве. Федотов должен был это осознавать, и солженицынский Левка Рубин имел полное право задать ему вопрос: «Ты хочешь получить Хиросиму на якобы дорогой тебе российской земле?» На что Федотову ответить, кроме стандартного: «победа СССР – плохо, победа США – хорошо», нечего. Почему? Потому что плохо и потому что хорошо! При всей придурковатости, наивности и нелепости советской пропаганды 40-50-х гг., американская антикоммунистическая пропаганда тех лет поражает еще большей придурковатостью, наивностью и тупостью (если по этому признаку следует оценивать ее эффективность, то здесь на Западе действительно преуспели). Обычно подобные дискуссии заканчиваются тем, что демократы констатируют «быдлячий» характер советского народа и отрицают какое-либо право его на самоопределение, если это самоопределение противоречит демократическим ценностям, то есть интересам США (стало быть, до абстрактного гуманизма эти демократы еще не доросли). Неприменение американцами атомного оружия против СССР в 1945-1948 гг. также является одной из загадок века, совершенно не укладывающейся в рамки элементарной логики и здравого смысла. Это подобно тому, как если бы англо-американцы не высадились бы во Франции ни в 1944, ни в 1945, имея к тому все возможности, и позволили бы советским войскам дойти до Ла-Манша. Имея колоссальный ядерный козырь (причем Сталин понял это), американцы продолжали идти на уступки Советскому Союзу, даже не взирая на участившиеся дипломатические конфликты. Если СССР – враг демократии, свободного мира и т.д. и т.п., логичнее было бы заставить его вернутся в прежние границы, пусть даже угрозой применения ядерного оружия (к началу 1948 года у США имелось до сотни боеголовок). Обычно американское промедление объясняют инерцией общественного мнения, благожелательно настроенного по отношению к СССР со времен войны. Но неужели нам пристало объяснять американцам, как формировать общественное мнение (Буш-младший, кстати, по-моему, первый президент, который в открытую объявил именно о формировании общественного мнения, но ведь это все началось не в 2001 году)? Тем более, что поводов для этого было более чем предостаточно: например, Берлинский кризис 1948 года. И тем не менее американцы досиделись до создания Советским Союзом своего атомного оружия. Странно. Уж Черчилль бы такого шанса не упустил! Единственное, что приходит в голову – это инерция изоляционистского мышления 20-30 годов.
ВЛАДИМИР: Действительно, на что могли рассчитывать американцы еще в 1939 году? Я бы даже вернулся в 1900 год и рассмотрел бы весь путь Америки из ранчо до Парижа. В 1900 США если и были экономическим гигантом, то при этом их можно было с большим правом назвать политическим и особенно военно-политическим карликом. У Америки не было ни мощной армии, ни сильного флота, ни надежных союзников. Она только что выиграла войну с ослабевшей Испанией, что опять таки не прибавило ей симпатий в Европе. Для Великобритании США были нежелательным конкурентом в Латинской Америке, а Европе в целом не нравилось наметившееся проникновение американцев в Азию. Изоляционизм 100 лет назад, таким образом, был даже не американской программой, а американской реальностью, с которой они возможно и смирились бы, если бы... в Европе не началась война. Но и это однозначно не ставило Америку во главе мира. Короткая война, допустим в случае победы Германии над Францией и Россией еще в 1914 году, лишь усиливала Германию и ослабляла ее противников, но к Америке эта победа прямого отношения не имела. Лишь к 1917 году, когда страна из должника превратилась в кредитора, Америка впервые почувствовала себя великой державой. К тому же без нее не обошлись на полях сражений. Однако малейшие попытки Америки продиктовать свои условия мира (довольно наивная Вильсоновская программа) были на корню пресечены англо-французами, и эти матерые волки европейской политики снова задвинули американскую декорацию за океан и даже не опечалились по поводу неучастия США в Лиге Наций (а вступление в Лигу Наций основных латиноамериканских стран еще более подорвал позиции США в этом регионе), а все территориальные приобретения США ограничились покупкой у Дании Виргинских островов. Пришлось американцам довольствоваться ролью экономического даже не гиганта, а супер-гиганта при сохранении роли средневажной военно-политической единицы, которая могла разве что разбираться с банановыми республиками. Потом у Америки было слишком много внутренних проблем, чтобы обращать внимание на внешние (кстати, самый верный способ разметать Соединенные Штаты на множество отдельных государств – это привести там к власти около 1933 года левое правительство). И лишь где-то весной 1939 года США вновь прозрели на международной арене. Вновь зададимся вопросом, на что они могли рассчитывать в 1939 году? В отличие от Первой мировой войны, когда почти все участники – от Франции до Румынии – стремились изменить свое существовавшее до войны положение, во Вторую мировую как минимум две державы (Великобритания и Франция) вступили с твердым намерением сохранить довоенный статус-кво. Было бы наивным на месте американского правительства полагать, что в случае быстрой победы союзников над Германией еще в 1939, максимум в 1940 (а в этом, кстати, была убеждена в тот момент большая часть американской прессы), США что-нибудь урвут. В случае скоротечной европейской войны (капитуляция Германии в январе 1940, убийство Гитлера в ноябре 1939 и т.д.), она не оказала бы ровным счетом никакого влияния на американскую действительность. Более того, некоторый подъем в 1939 году сменился в январе 1940 года экономическим спадом, а в случае усугубления экономического положения, Тафт (в случае его выдвижения) получал известный шанс на победу (в нашей реальности демократический кандидат получил 27 миллионов голосов, а республиканский – 22 миллиона, но что произошло бы в условиях: а) мирной – относительно – Европы, б) неразгромленных союзников, в) экономического спада в стране?) Лишь разгром Франции и приползшая на брюхе за помощью Великобритания все кардинально изменили. Теперь США уже оказывались не объектом (Арсеналом), а субъектом демократической стратегии. Что стали бы делать американцы в случае: а) капитуляции Великобритании, б) германо-британского мира, в) продолжении войны, но без СССР, б) ненападения Японии? Ответим по порядку. В первом случае капитуляция Великобритании предполагала, естественно, формирование в стране более-менее прогерманского правительства, а Черчилль, бежавший в Канаду или даже в США и попутно проклявший своих соотечественников, уж постарался бы подвигнуть США на моментальную аннексию британского, а равно и французского с голландским наследства. Рискнули ли бы США? Оставляю вопрос открытым, но соображения здравого смысла за это, а соображения американской безопасности – скорее против, ибо еще не готовая к войне страна была бы атакована британским флотом с немецкими дивизиями на борту. Во втором случае, США – естественный союзник Великобритании, ибо больше таковых у нее просто нет (не Япония же в самом деле?)
ВЛАДИМИР: Мы были бы свидетелями срастания двух держав в некую конфедерацию, где преобладание довольно скоро перешло бы к Вашингтону, а Великобритания осталась бы «непотопляемым авианосцем» НАТО у европейских берегов. В третьем случае – самом интересном – Америка продолжала бы накачивать Великобританию ленд-лизом, естественно, в обмен на преференции в колониях и доминионах, так что к концу войны, которую без СССР или атомной бомбы Великобритания ни за что не выиграла бы, Англия – слабое, зависимое от США государство (впрочем, это зависело бы еще и от того, как далеко продвинулись бы немецкие войска на Ближнем Востоке и в Африке, и не бросился ли бы СССР делить «британское наследство»). В мире без Пирл-Харбора и вообще с мирной Японией США продолжает помогать Великобритании и СССР вооружением и всем прочим, собственные военные программы развиваются не ахти (думаю, что и американская армия к 1945 была бы в два раза меньше и в три раза хуже вооружена), а в войну с Германией она бы вступила вместе с Турцией – где-нибудь в 1945 году за пару месяцев до победы (это сделал бы, скорее всего, уже Трумэн). Естественно потери Великобритании возрастают в 2-3 раза, и здесь уже можно просчитывать реакцию общественного мнения и Черчилля на такие последствия. Зато Америка не оказала бы серьезного влияния на послевоенное устройство, во всяком случае в Европе, и в 1945 году в Потсдаме Великобритания почти хозяйка положения, с учетом, конечно, советских требований. Так что Дунайской федерации под британским протекторатом все равно бы не получилось. В лучшем случае Арабская.
ВЛАДИМИР: Итак, в плане геополитической ориентации американский парень хоть и побывал в Париже, но так и остался фермером, с фермерскими представлениями о мировой политике. Так что нам – советским людям - очень повезло в 1945-1948 гг. Аналогично в 1991-2001 гг. американцы оказались перед «разбитым корытом» Советского Союза и десять лет хлопали глазами, совершенно не представляя, что делать дальше (не в этом ли главный смысл фукуямоского «конца истории»?) Логика полувекового периода американской внешней политики требовала закрепления достигнутого, включения новых демократических стран в НАТО и другие западные институты, но смысл этого действа вызывал больше вопросов, чем ответов. Объединяться и усиливать НАТО против кого? Против демократической России? Демократической Украины? Китая? Но Китай малость в другой части света относительно Польши и Венгрии… Единственным положительным достижением для США в смысле включения малых неодемократических стран Восточной Европы в НАТО и ЕС стал их оппортунизм по отношению к «американоскептической» политике Франции и Германии. Зато они, расширяя НАТО, рассорились с Россией, а до Китая пеши от Варшавы все равно далеко. А демократическая идеология (после сдачи в архив пещерного антикоммунизма: на Радио «Свобода» он закономерно сменился русофобией) оказалась совершенно бессодержательной и сосредоточилась где-то на потребительском уровне (от стола до унитаза, что для идеологии как-то несвойственно). Отсюда тезис о конце идеологии как таковой – тоже из 90-х. Если в 90-е годы во времена Клинтона как-то еще удавалось выдавать национальные интересы США за борьбу за права человека и лис-чернобурок, то последние события: организация «гуманитарных интервенций», «беспощадное милосердие», оправдание пыток, санкционирование прослушивания телефонных разговоров (а почему только с целью борьбы с терроризмом?) окончательно прояснили западную идеологию. Демократический политик начала XXI века – циник по определению. Встречаются еще порой «идеологи» из 70-х с их пещерным антикоммунизмом и верой в тождественность проамериканского и правозащитного движения, но это исчезающий биологический вид. Оранжевые революции, где и при каких обстоятельствах они бы не происходили, однозначно оцениваются как разновидность пронусиаменто в банановых республиках в начале ХХ века (правда, эффект их – если под эффектом понимать стабилизацию положения и улучшение качества жизни – сомнителен, а стало быть все эти режимы нестабильны, причем сознательно нестабильны). Пример Ирака показывает всем странам (Египту в том числе), что ждет их в случае участия США в процессе их демократизации (Кстати, на последних выборах, которые «оранжевые» в Египте блестяще проиграли, рекордное количество мест – 88 получили исламисты). В общем позиции США и демократической идеологии сейчас гораздо слабее, чем 10 лет назад.
Dorei: Где тут философия? Обычные политические рассуждения в левом духе.
ымы: Dorei пишет: цитатаОбычные политические рассуждения в левом духе Скорее в правом.
Dorei: ымы пишет: цитатаСкорее в правом. Не вдвавлся. В любом случае -- в антиглобалистском.
krolik: Dorei пишет: цитатаВ любом случае -- в антиглобалистском. Короче, неверные
ВЛАДИМИР: В итоге имеем: президента США, восхищающегося «итальянской моделью» (один из его предшественников, кстати, восхищался «русской»), Сталина, который во время войны держит на своем рабочем столе портрет Гитлера, Черчилля, которому все-таки пришлось присутствовать на похоронах Британской империи. И при этом все действующие лица отдавали себе отчет в необходимости защиты национальных интересов свих стран, даже вопреки идеологическим предпочтениям. Другим, не менее интересным вопросом альтистории следует счесть то, что обычно принято называть «планы сторон». Мы, рассматривая поступки и действия исторических деятелей и принимаемые на национальном уровне решения с точки зрения известной нам перспективы развития событий, упускаем самую важную часть осмысления рассматриваемого события – его собственную перспективу – т.е. замысел его творцов и то место, которое данное действие должно было занимать в их планах, как общих, так и частных. Ошибались ли политики в ХХ веке? Конечно! Знали ли они, что ошибаются? Не исключено, в ряде случаев точно да. Почему же они действовали именно так? Не все так однозначно, как это бывает в компьютерных играх. Где-то деятель действует исходя из собственных принципов, где-то – исходя из имеющихся ресурсов и возможностей, где-то – добросовестно заблуждаясь – т.е. не имея достоверной информации, а это также очень важный фактор, не всегда учитываемый. Когда мы говорим об ошибках политиков в ХХ веке, естественно, появляется образ Германии – может быть самой «ошибочной» страны этого столетья – во всяком случае по результатам его первой половины (да и во второй Германии не удалось вернуть себе статус великой державы, который бы соответствовал ее экономическому весу; можно списать все на сорокалетний раздел страны, но опять таки раз на раз не приходится – существует пример Кореи, которая даже в разделенном виде сумела стать заметным членом мирового сообщества и при этом прям-таки обуяна мессианскими настроениями; вообще же примеры Кореи и Германии – примеры принципиально разных государств, оказавшихся в отчасти сходной ситуации почти в одно и то же время, но на этом сходство заканчивается. Именно поэтому все разговоры о «германском пути» или «германском примере» для объединения Кореи совершенно бессодержательны). Но вернемся к Германии. Можно ли утверждать перефразируя героя одного из советских фильмов, что в истории Германии ХХ века орудовала целая компания двоечников, которые просто не умели руководить государством? Вряд ли можно всерьез утверждать нечто подобное. Около 1900 года немецкая государственная система была не менее, а скорее даже более, эффективна, чем американская или британская (например, для нее был характерен самый низкий в мире уровень коррупции – особенно на фоне сотрясаемой коррупционными скандалами французской демократии; интересно, что этот имидж немцы сохраняли вне зависимости от существующих политических режимов до самого недавнего времени – лишь периоды правления Коля и Шредера ознаменовались первыми крупными коррупционными скандалами). Никакого чувства «национальной ущемленности» или «неудовлетворенной экспансивности» в немецком обществе не существовало. Имея самую сильную армию в мире, самые образованные и многочисленные научные кадры, самые лучшие позиции в ряде наукоемких, как принято ныне выражаться, технологий (например, в Германии производилось свыше 90% анилиновых красок), немецкое общество имело все основания с оптимизмом смотреть в ХХ век. Утверждения некоторых британских историков (Тойнби), что Германия вступила в ХХ век союзником полутрупа (Австро-Венгрии) слишком предвзяты; развал Британской империи был столь же предопределен, но ведь никто не считает Америку в 1941-1945 союзницей «издыхающей, некогда великой Британии»?
ВЛАДИМИР: Я составил последнюю фразу именно так с единственной целью: осознаем ли мы, что в той системе ценностей, которая именуется «Западной», образ Германии и всего, что с нею ассоциируется, однозначно негативен? Причем, эта негативность не появилась в 1945 или 1914, она как бы уже была задана изначально (когда же было это начало?) и в той или иной степени перекочевала в русскую культурную среду (где историю вражды с немцами мерили семью веками – от Ледового Побоища). В конце XIX века проявления национализма и ксенофобии во взаимоотношения между ВСЕМИ (!) европейскими народами были в порядке вещей (и это абсолютно не зависело от степени развития демократии, скорее, наоборот, в демократической Франции, например, могли больше ненавидеть немцев, чем в монархической – в силу осознания французской знатью своего франко-германского происхождения, - Бальзак вслед за многими публицистами даже старался придать своим «демократическим» персонажам больше галльско-вельшских черт, а «аристократическим» - тевтонских). Случалось это по малейшему поводу, а иногда и без повода. Вспомним, как Луи Буссенар изображаетангличан в «Капитане Сорви-Голова» (роман вышел в 1900 году был во многом реакцией писателя на события англо-бурской войны). Англичане там почти поголовно – военные преступники, хуже эсесовцев в романах Алеся Адамовича! Помимо того они еще и эстетически непривлекательны (для Буссенара – и не только для него, но и для французского генштаба - мысль о переобмундировании армии в форму защитного цвету просто возмутительна, ведь армия превращается «в тусклое пятно»; и в итоге 1914 год французская армия встретила ярче майского дня; интересно, можно ли говорить об этом факторе, как об одном из определивших неудачное для французов начало Великой войны?) В общем, те кто читал этот роман в детстве любить англичан уже физически не могли (автор этих строк в том числе). Но кто в современной Франции помнит все эти брызги яда? А вот германофобия по прежнему процветает (многие современные русские публицисты с большим сочувствием поэтому относятся к немцам: мы ведь сами познали, что такое тотальная русофобия, еще и возведенная в ранг научной истины – «советология»; памятна статья академика Аверинцева и великолепного германиста К.С.Свасьяна в 1995 году, оплакивающая разрушенный американскими демократизаторами Дрезден, и какая истерика поднялась по этому поводу в российских демократических СМИ: авторов не обвинили разве что только в намерении собственноручно душить еврейских детей).
sas: ВЛАДИМИР пишет: цитатаМожно ли утверждать перефразируя героя одного из советских фильмов, что в истории Германии ХХ века орудовала целая компания двоечников, которые просто не умели руководить государством? Вряд ли можно всерьез утверждать нечто подобное. Со всем у них было хорошо, кроме военной стратегии... :)
Стас: ВЛАДИМИР В общем, нормальные, хорошие рассуждения. Получше многих рассуждений будут.
Pasha: Да нет, рассуждения интересные, прочёл с удовольствием. Конечно, не бесспорные (как и всегда), но так даже лучше.
krolik: Конечно интересные!
дас: ВЛАДИМИР пишет: цитатаЛюбопытно, что в первую мировую войну Великобритания и США почти не использовали аргументов об антидемократическом характере режимов своих противников А что случилось со "злорадными прусскими милитаристами" и "немецкой военщиной"?
awas: Я -- политический консультант, а в какой-то мере и практикующий политик. Некоторый опыт такой деятельности позволяет мне предполагать, что любой политик -- как и любой вменяемый человек -- отстаивает и обеспечивает прежде всего свои личные интересы (в той мере, в какой вообще способен их осознать). Правда, в число личных интересов любого вменяемого человека входят и общие стабильность, безопасность, благополучие -- но в основном в той мере, в какой они обеспечивают его личные стабильность, безопасность, благополучие. Но на мой взгляд, подобный политический эгоизм мешает взаимодействию и взаимопомощи ничуть не больше, нежели эгоизм экономический -- взаимовыгодному рыночному сотрудничеству. В самом деле, на развитом и свободном рынке всегда можно найти человека, готового удовлетворить любую мою потребность -- конечно, за соответствующее вознаграждение, то есть за удовлетворение какой-то его потребности. Точно так же и в развитой свободной политике всегда можно найти человека, чьи интересы требуют действий, обеспечивающих и защиту моих интересов. Даже если его интерес заключается всего лишь в погоне за моим голосом -- политическим эквивалентом денег. В частности, Клинтон или Буш вполне могут провозглашать примат прав человека и честности выборов исключительно ради того, чтобы провозгласить своих политических противников врагами и разрушителями этих ценностей. Но лично для меня это провозглашение оборачивается признанием важности моих прав и обеспечением честности выборов, в которых участвую я (кстати, в качестве политтехнолога я особо заинтересован в честном подсчёте голосов -- подтасовка бюллетеней попросту обесценивает всю мою работу, связанную с уговариванием граждан заполнить эти бюллетени определённым образом). Точно так же Путин может провозглашать борьбу с олигархами исключительно в целях передачи лакомых нефтяных месторождений своим подручным -- но для меня это оборачивается ростом числа примерно равномощных субъектов политики на низовых уровнях (на самом верху тот же Путин обеспечил безудержное расползание "Единой России", в политике не нуждающейся) и, следовательно, возможностями активной игры на их противоречиях. Кроме того, мои наблюдения показывают, что даже самый циничный политик не может открыто действовать прямо противоположно принципам, декларируемым публично. Просто потому, что значительная часть его сторонников (в основном, конечно, рядовых, не слишком разбирающихся в тонкостях политического закулисья) привлечена именно этими принципами и намерена действовать в соответствии с ними. А без этой массы сторонников и сам политик ограничен в своих возможностях: ведь именно они -- один из главных его инструментов. В частности, если бы Гёринг действительно организовал Гитлеру авиакатастрофу в 1942-м, он бы всё равно не смог немедленно прекратить охоту на евреев или замириться с кем-либо из противников. Просто потому, что к тому времени уже были созданы структуры, заточенные и под непрерывную войну, и под массовое истребление. А главное, немалая часть еврейских, французских и советских имуществ разошлась по миллионам рук, вовсе не заинтересованных в сохранении былых владельцев, способных потребовать их возвращения. Всё это -- к тому, что несомненные различия между декларируемыми и подлинными целями политиков вовсе не мешают ни оценивать их как прогрессивных и реакционных, ни определять, кого из них следует поддержать, а с кем бороться. И немалая часть странностей, приведенных выше (за что большое спасибо Владимиру), никоим образом не противоречит стандартным версиям истории -- конечно, весьма упрощённым, но тем не менее дающим приемлемо реалистичную картину.
sas: awas пишет: цитатаВ частности, если бы Гёринг действительно организовал Гитлеру авиакатастрофу в 1942-м, он бы всё равно не смог немедленно прекратить охоту на евреев или замириться с кем-либо из противников. Просто потому, что к тому времени уже были созданы структуры, заточенные и под непрерывную войну, и под массовое истребление. А главное, немалая часть еврейских, французских и советских имуществ разошлась по миллионам рук, вовсе не заинтересованных в сохранении былых владельцев, способных потребовать их возвращения. Добро пожаловать в клуб "Анти-ВСДО" :)
Пух: ВЛАДИМИР пишет: цитатамы стараемся руководствоваться в своих построениях здравым смыслом и логикой (прежде всего формальной: «Иван – человек; не Иван – не человек»). У вас предельно странное представление о формальной логике... Аристотель в гробу перевернулся! Вообще, классическое исследование логико-исторических процессов проведено Гегелем. Рекомендую почитать - хотя язык предельно сложный. А ваше исследование интересно и содержательно. Хотя следовало бы яснее и определеннее выразить основной постулат.
awas: sas пишет: цитатаawas пишет: цитата В частности, если бы Гёринг действительно организовал Гитлеру авиакатастрофу в 1942-м, он бы всё равно не смог немедленно прекратить охоту на евреев или замириться с кем-либо из противников. Просто потому, что к тому времени уже были созданы структуры, заточенные и под непрерывную войну, и под массовое истребление. А главное, немалая часть еврейских, французских и советских имуществ разошлась по миллионам рук, вовсе не заинтересованных в сохранении былых владельцев, способных потребовать их возвращения. Добро пожаловать в клуб "Анти-ВСДО" :) Ну, не совсем так резко. Одно из ключевых здесь слов -- "немедленно". В принципе политик может не только переориентироваться на 16 румбов, но и развернуть туда же страну. Но для этого нужна большая, сложная и долгая работа. И в любом случае немалая доля былых соратников отпадёт -- правда, на их место придут многие былые противники. Словом, если бы райхсмаршал, ставший фюрером, нанял меня на организацию поворота райха в мирное русло -- я бы, пожалуй, справился. Но за такой срок (и с такими затратами), что был бы изрядный риск всё же влезть по дороге в какой-нибудь Сталинград (не говоря уж об эльАламейне).
ВЛАДИМИР: дас пишет: цитатаА что случилось со "злорадными прусскими милитаристами" и "немецкой военщиной"? Нет. ПМВ - вообще наверно самая неоформленная за последние 250 лет война с идеологической т.з. В "Швейке" это очень хорошо просматривается. Да и у Ремарка тоже.
ВЛАДИМИР: awas пишет: цитатаА главное, немалая часть еврейских, французских и советских имуществ разошлась по миллионам рук, вовсе не заинтересованных в сохранении былых владельцев, способных потребовать их возвращения. А кто-нибудь подсчитывал, сколько всего в Европе "хапнули" в 1944-1949 американцы? Первое что я могу назвать - это миллион (!) патентов и Вернер фон Браун живьем. А наши в Германии? Впрочем мы-то просто компенсировали.
sas: ВЛАДИМИР пишет: цитатаА кто-нибудь подсчитывал, сколько всего в Европе "хапнули" в 1944-1949 американцы? Первое что я могу назвать - это миллион (!) патентов и Вернер фон Браун живьем. А наши в Германии? Впрочем мы-то просто компенсировали. А что, в советское время после смерти Сталина наблюдался какой-то "резкий поворот"? awas пишет: цитатаСловом, если бы райхсмаршал, ставший фюрером, нанял меня на организацию поворота райха в мирное русло -- я бы, пожалуй, справился. А кто бы сомневался? :) вот только это уже прогрессорство...awas пишет: цитатаНу, не совсем так резко. Одно из ключевых здесь слов -- "немедленно". Если Вы читали таймлайн Панцера и обсуждения на этом форуме, то Вы должны видеть, что именно так все там и происходит...
ВЛАДИМИР: Война 1914 года во все странах-участницах однозначно трактовалась как освободительная. И в Германии также. Где бы не воевали германские юноши в рогатых шлемах: во Фландрии, под Ригой или в Трансильвании – они везде встречали следы германской культуры, и представлялось, что вся Европа – германская. Лозунгом Германии в этой войне (кстати, очень плохо оформленной в идеологическом плане – наверное, хуже, чем любая другая война за последние 250 лет: мне лично сразу же вспоминаются лишь игрушечные солдатики с почему-то всегда вытаращенными глазами на сусально-рождественских открытках: честное слово, даже в 1812 при тотальной неграмотности и лубочности ростопчинских афишек – они выглядели убедительнее) была «война против западных и восточных варваров». Впоследствии, когда в 20-е годы стали выходить мемуары английских, французских, итальянских и русских эмигрантских политиков, военных и дипломатов, немцы раз за разом испытывали обидное чувство обвиняемого в том, что он не совершал: все единодушно приписывали ответственность за начало войны Германии и только ей (Австро-Венгрия уже почила, а с мертвого спроса нет). «Мемуарная война» шла и в самой Германии. При этом примечательным является то, что в Германии в принципе никогда не было мощной прозападной либеральной группировки. Немецкие либералы (и во второй половине ХХ века тоже – Г.Д.Геншар) почти всегда были либерал-патриотами, а чисто космополитические партии однозначно оказывались маргиналами. В Веймарский период – даже в самом его начале – в Германии либерал-демократы никогда не имели такого влияния, как в России в 1991-1993, никогда не могли мечтать возглавить правительство и довольствовались в течении 15 лет современным положением Немцова и Хакамады в России (а к 1930 из парламента исчезли и их немногочисленные депутаты). Так что борьба с прозападным либерализмом в Германии шла не столько в парламенте, сколько в прессе и публицистике. Были социал-демократы, но это совсем другое дело. Они тянули Германию не на Запад, а в социализм. При этом – отличительная черта политической культуры Германии тех лет – каждая партия имела единственно правильный взгляд на будущее страны, единственно верную программу пути в это светлое будущее, единственно имеющую право на существование партийную структуру, основанную на принципах ленинской статьи «Партийная организация и партийная литература» (он же просто мыслил по-немецки!), и вооруженные отряды, призванные защищать эту единственную и неповторимую партию и проводить в жизнь ее принципы и программы. У Коммунистической партии Германии был Союз красных фронтовиков, у монархистов – «Стальной Шлем», НСДАП – сразу три военизированных структуры: СС, СА и СД. Но и у Социал-демократической партии Германии также имелись свои штурмовые отряды – Союз имперского флага (так они именовали республиканский красно-черно-желтый триколор в противовес монархическому красно-черно-белому). Прибавьте сюда женские, детские, спортивные (!) организации, основанные на чисто партийном принципе. Этот пример распространился по всей Центральной, Восточной и Северной Европе, что отчасти объясняется наследием недавней войны. Более того, альтисторики, описывающие красную: социал-демократическую или коммунистическую Германию 30-х гг. как засилье той же системы фюрерства и партийной бюрократии, ничуть не ошибаются – так оно все и было бы! И не забудьте, что те политические потасовки, которые время от времени случаются в современной России, ни в какой сравнение не идут с настоящими уличными боями в Германии Веймарского периода, когда убитые ежедневно исчислялись десятками, а раненые сотнями.
sas: ВЛАДИМИР пишет: цитатанемцы раз за разом испытывали обидное чувство обвиняемого в том, что он не совершал: все единодушно приписывали ответственность за начало войны Германии и только ей (Австро-Венгрия уже почила, а с мертвого спроса нет). А что, разве Германия не была виновата?
ВЛАДИМИР: sas пишет: цитатаА что, разве Германия не была виновата? Это вы как мемуарист спрашиваете? Оруэлл все, какжется, объяснил еще 60 лет назад.
sas: ВЛАДИМИР пишет: цитатаЭто вы как мемуарист спрашиваете? Оруэлл все, какжется, объяснил еще 60 лет назад. НЕт, я спрашиваю, как человек интересующийся историей того периода. Где именно и что объяснил Оруэлл и является ли он историком-специалистом по истории данного периода?
ымы: ВЛАДИМИР пишет: цитатаНСДАП – сразу три военизированных структуры: СС, СА и СД СД это вообще не "структура НСДАП".
ВЛАДИМИР: Историю войны пишут победители.