Форум

Очень забавный список литературы

Бабс1: КОНКУРСНАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ ОТКРЫТОГО КОНКУРСА на поставку товара по проекту: «Закупка и поставка русской классической и современной художественной, детской литературы, лингвистических и энциклопедических словарей, аудиовизуальных и наглядных пособий для поддержки изучения русского языка в зарубежных странах», проводимому в рамках мероприятия «Реализация комплекса мер по привлечению внимания, популяризации и повышению интереса к изучению русского языка и культуры России в условиях новой геополитической ситуации», задачи «Обеспечение распространения и изучения русского языка и культуры России в зарубежных странах», Федеральной целевой программы «Русский язык (2006-2010 годы)» Список просто отпадный. В классической русской литературе оказались Л.Рубальская и М.Танич, а в современной И.Ильф, Булгаков с Бродским оказались как в классической, так и в современной литературе. Более того, в списке справочников оказались две книги Носовского, а в списке современной русской литературы - БАРКОВ.

Ответов - 13 [только новые]

Валерий-Хан: И в классиках- Губерман! "классик, тудыть его в качель"(с) Двенадцать стульев- как раз между Гоголем и Достоевским..И Айтматов дважды- и в классиках, и в современниках...

Бабс1: Валерий-Хан пишет: И в классиках- Губерман! Губерман тоже дважды - и в классиках и в современниках.

asya: Фигня какая. Про Довлатова есть - Штерн, и кто это? А самого Довлатова нет! И А. Битов???? Гандлевский? (его что "заменил" Танич?). И многих других. Гончарова "Обломов" и того нет!

Ага-Хан: Бабс1 пишет: Более того, в списке справочников оказались две книги Носовского, а в списке современной русской литературы - БАРКОВ. Да уж! Бедное подрастающее поколение!

Крысолов: Бабс1 пишет: БАРКОВ. А кто это?

Валерий-Хан: Крысолов пишет: А кто это? Это переводчик "Илиады"- раньше Гнедича, между прочим...стыдитесь, коллега! "Наутро там нашли три трупа- Вдова, рассажена до пупа, Патрокла, Ахиллеса шлемоносного..."(с)

Ортанс: Бывает хуже.

Бабс1: Крысолов пишет: А кто это? Ну вы даете! Классиков надо знать. А вообще, по этому поводу вспоминается следующая история, рассказанная М. Роммом: Зашел я как-то к нему в году тридцать пятом, вероятно, уже после "Пышки", говорили мы с ним. Был он тогда в очень тяжелом положении, Шумяцкий не давал ему работать. Я говорю ему: - Что же, Сергей Михайлович, что ж вы так сидите без работы? Невозможно ведь. Пошли бы вы к Шумяцкому, помирились бы с ним. Все-таки вы Эйзенштейн, пойдет ведь навстречу. Ну, пренебрегите, так сказать, гордостью. Зайдите сами, протяните первый руку, ну, и все будет в порядке, я думаю. Он мне говорит: - Так ведь, видите ли, характер у меня неподходящий. - В каком это смысле? - Так ведь я же, - говорит, - уже пытался. И вот пойду, совсем соберусь лизнуть жопу, войду, объявлю свои намерения, так сказать, и выйдет он из-за стола, и наклонится, и задом повернется, и нагнется. Я уж наклонюсь, чтобы лизнуть, а в последнюю минуту возьму да и укушу за ягодицу. Вот такой характер. Я смеюсь, говорю: - Ну, это шутки. Он говорит: - Да какие шутки? Вот, расскажу я вам историю. Примерно год, что ли, назад вызывает он меня к себе - он, заметьте, - я твердо решил: ну, раз вызывает сам Борис Захарович, будем мириться. Пришел, так сказать, с самыми добродетельными намерениями, и он мне говорит: "Что ж, Сергей Михайлович, сидите вы без работы, - совершенно вот то же, что вы мне говорили, - нельзя же так. Давайте отбросим всё в сторону. Ну, была "Мексика", ну были ошибки, не будем говорить, кто виноват, давайте работать". Я говорю: "С удовольствием, Борис Захарович, любое ваше задание - буду работать". Правильно всё? Правильно. Он мне говорит: "Ну, вот если так, для начала помогли бы вы Грише Александрову, помогли бы вывезти "Веселые ребята". Ну, а я ему отвечаю: "Я не ассенизатор, говно не вывожу". Он проглотил, проглотил. Я продолжаю стоять с протянутой рукой, говорю: "Дайте мне самостоятельную работу - буду ставить. Буду ставить по вашему указанию". Он мне говорит: "Так вот, может быть, какую-нибудь такую эпопею. Возьмите какое-нибудь классическое русское произведение и экранизируйте. Вон как Петров удачно "Грозу" сделал, вот и вам бы что-нибудь классическое". Я говорю: "Я Островского, так сказать, недолюбливаю, да я уже ставил "Мудреца", нареканий много было, но, пожалуй, это предложение мне нравится. Я вам очень благодарен, Борис Захарович". Он расцветает в улыбке, говорит: "Ну, давайте ваше предложение, что будете экранизировать?" Я говорю: "Есть такой малоизвестный русский классик, Барков его фамилия, Барков. Есть у него грандиозное классическое произведение, "Лука" называется". Я фамилию не добавил для осторожности, естественно, чтобы не обидеть сразу начальство. Он говорит: "Я не читал". Честно сказал. Я говорю: "Что вы, Борис Захарович, это потрясающее произведение. Кстати, оно было запрещено царской цензурой и издавалось в Лейпциге, распространялось подпольно". Борис Захарович как услышал, что распространялось подпольно, даже глаза загорелись, пришел в полный восторг: подпольная литература, издавалось в Лейпциге, запрещено царской цензурой! Очень, очень хорошо. "Где же можно достать?" - спрашивает он меня. Я ему говорю: "Ну, в Ленинке наверняка есть, да и не в одном издании". Он говорит: "За день прочитаю?" Я ему говорю: "Ну, что вы, Борис Захарович! Прочитаете за ночь, потому что вы не оторветесь, огромное удовольствие получите, несомненно". "Ну, что ж, - говорит Шумяцкий, - очень хорошо. Считаю, что мы договорились. Я немедленно выписываю книгу, читаю. Сегодня же ночью я ее прочитаю, завтра приходите, вот мы, так сказать, завтра все тут же и решим. Приступайте к работе. Ступайте". Ну, я ушел от него, пожали мы друг другу руки, вышел я в приемную, и в приемной пустился вприсядку. Меня секретарша спрашивает: "Что с вами, Сергей Михайлович?" Я: "Я вашего председателя употребил". А Шумяцкий тем временем нажимает звоночек, вызывает секретаршу и дает ей записочку. А на записочке написано: "Барков, "Лука". Достать немедленно в Ленинской публичной библиотеке, будет ставить Эйзенштейн". Секретарша прочла и чуть тут же в обморок не хлопнулась. Вышла, качаясь, из кабинета. Села, смотрит на записку тупым взором, ничего не понимает. Остальные к ней: "Что с вами, Люда?" - "Посмотрите". Подходят секретарши, ахают, - сенсация. Ну, главная секретарша закрыла записочку рукой, говорит: "Пойду к Чужину, спрошу, что делать". Входит к Чужину (это заместитель Шумяцкого) и говорит: "Знаете, что-то с Борисом Захаровичем случилось невероятное: вызвал меня и говорит, что вот была у него беседа с Эйзенштейном, что будет Эйзенштейн ставить, и дает мне вот эту записку". Чужин прочитал, налился кровью, вылупил глаза, говорит: "Что такое? Да нет, его рука. Он что, здоров?" Она говорит: "Здоров, Сергей Михайлович у него был". - "А как вышел Эйзенштейн?" Та говорит: "Вот вышел, и пустился в пляс и говорит: я вашего председателя, простите, употребил". (Хотя, между нами говоря, Сергей Михайлович выразился круче.) Чужин говорит: "Ах, мерзавец! Ну, подождите, мы обсудим этот вопрос. Обсудим. Записочку оставьте у меня". Оставил он у себя записочку, секретарша вернулась, а Борис Захарович подождал так минут двадцать и звонит: "Вы в Ленинке справлялись, есть книга?" Секретарша собралась с духом и говорит ему: "Ищут, ищут, Борис Захарович". "А, ну ладно, я подожду, но скажите, чтобы сегодня, до конца дня, мне непременно нужно. Вы сказали, что это Шумяцкий спрашивает?" - "Сказала". - "Хорошо". Ну, вот так, проходит еще полчаса - опять Шумяцкий звонит. Еще полчаса, еще полчаса. А заместители собрались в кабинете другом, смотрят на записочку, совещаются: не знают, что делать. Кто пойдет к Шумяцкому? Как ему изъяснить, что такое "Лука", и как фамилия Луки, и кто такой Барков, и что это за поэма знаменитая? И что это подпольная литература несколько в ином смысле, так сказать, не в революционном, а в порнографическом. Ну, пока они это обсуждали, Шумяцкий постепенно накалялся уже до белого каления. Секретарша начинает плакать. Бежит к заместителям и говорит: "Ну спасите меня! Он же меня уволит, в конце концов, ведь он же кричит, топает ногами! Я вас умоляю, я не знаю, что ему отвечать! Ну, я просто не знаю! Товарищи, спасите!" Собрались все заместители вместе, вошли к Шумяцкому в кабинет - гуськом, торжественные и похоронные. - Что такое? - Беда случилась, Борис Захарович, неприятность, - говорит заместитель первый и кладет на стол записочку. - Эйзенштейн с вами поступил как провокатор. Видите ли, Борис Захарович, это произведение непристойное, более того - порнографическое. Распространялось-то оно подпольно, но именно по этой причине. Полная фамилия героя - такая-то. Первые строки такие-то. И наизусть один из заместителей процитировал Шумяцкому два восьмистишия из барковского "Луки". Шумяцкий налился кровью, побагровел. Ну, думают, сейчас ему плохо будет. Наконец он негромко говорит: - Машину. Уложил портфель, пошел вниз железной походкой, сел в машину: - В ЦК. Доехал до ЦК, а из машины не вылез. Посидел, подумал- "Назад!" В самом деле, что ему в ЦК-то докладывать? Приехал назад, остановился около своего дома в Гнездниковском переулке, у знаменитого. Посидел в машине - "В ЦК!" Приехал в ЦК, вышел из машины, вошел в подъезд. Дошел до какого-то кабинета, повернулся, вышел, сел в машину - "Назад!" Вернулся назад, собрал немедленно всю коллегию, всех заместителей и говорит: "Никому докладывать не будем. Останется между нами, всё хранить, не распространяться. Вот так, не распространяться ни в коем случае. Я с этим негодяем счеты сведу. Я вас предупреждаю, предупреждаю всех". - Вот, видите, поступил-то ведь я по вашему совету: пошел мириться. И позицию заняли подходящую - и он, и я. А вот... укусил! Как же мне теперь к нему приходить? Ну как? Он ведь не примет протянутой руки. Он подумает, что в руке какой-нибудь гвоздь или что-нибудь в этом роде. Так что, Михаил Ильич, я сейчас мириться никак не могу, не выйдет. Ну, посмеялись мы с ним. Однако ему, в общем-то, было не до смеха, поплатился он за это довольно жестоко на "Бежином луге". Да и дальше, в течение всей своей жизни. " Ага-Хан пишет: Да уж! Бедное подрастающее поколение! С другой стороны, благодаря Баркову подростающее поколение научится правильно употреблять истинно русскую лексику.

Крысолов: Валерий-Хан пишет: стыдитесь, коллега! Бабс1 пишет: Классиков надо знать Дык ить. Неуч, однако

Крысолов: Бабс1 пишет: Есть такой малоизвестный русский классик, Барков его фамилия, Барков. Есть у него грандиозное классическое произведение, "Лука" называется Ах, эээээээээтот Барков... А я думал это новодел. Но в любом случае ниасилил.

п-к Рабинович: Люди добрые, это я идиот, или это вас всех переклинило? Ведь именно "Лука Мудищев" атрибутируется к "Лже-Баркову"!

Валерий-Хан: п-к Рабинович пишет: Ведь именно "Лука Мудищев" атрибутируется к "Лже-Баркову"! Коллега полковник, не волнуйтесь Вы так! Конечно, конечно..."И ты прав. И ты прав...А я?! -Ну и ты тоже, конечно, прав..."(с)

Бабс1: п-к Рабинович пишет: Ведь именно "Лука Мудищев" атрибутируется к "Лже-Баркову"! Это так. И в сборнике "Девичья игрушка", который указан в списке, "Лука Мудищев" дается в приложении.